Indian Opinion

На Урале готовится российская премьера оперы о жизни Махатмы Ганди

Екатеринбургский театр оперы и балета ставит «Сатьяграху». Это опера американского композитора Филипа Гласса о годах пребывания Мохандаса Карамчанда «Махатмы» Ганди в Южноафриканской Республике. (Напомним, политическую деятельность Ганди начал именно в ЮАР, куда попал по окончании учебы в Лондоне в 1893 году. Двадцать с лишним лет Мохандас Ганди с успехом отстаивал права индусов в Южной Африке. На родину Ганди вернулся лишь в 1915 году, где стал одним из лидеров движения за независимость Индии.) Опера написана в 1979 году по заказу Муниципального театра в Роттердаме (Нидерланды), где и была впервые представлена в 1980-м. С тех пор «Сатьяграху» ставили считанное число раз, самыми удачными считаются версии Штутгарт-Оперы 1981 года и Метрополитен-Оперы 2008-го. В России «Сатьяграха» представлена не была.

Выбор этой оперы для постановки в Екатеринбурге, мягко говоря, не очевиден. Во-первых, непрост и специфичен материал: опера лишена стройной сюжетной линии, а присутствующие в ней сцены-образы, имеющие отношение к реальной истории, располагаются не в хронологическом порядке. Сам автор называл свою оперу разбалансированной: соотношение музыки, текста и сценического действия в представлении далеко от модели классических опер. К тому же каждое действие, помимо общего повествования о Ганди, посвящено еще одной выдающейся личности: первое — Льву Толстому как духовному предшественнику идей Ганди (они, кстати, состояли в переписке); второе — Рабиндранату Тагору, современнику и единомышленнику; третье — Мартину Лютеру Кингу, которого автор считает наследником движения Ганди за права человека. Ко всему прочему исполняется опера на санскрите (либретто создано Филипом Глассом и Констанс де Йонг по тексту Бхагавад-Гиты) и длится более трех часов.

Во-вторых, неоднозначна актуальность постановки. С одной стороны, написанная в фирменном глассовском репетативном минимализме рубежа 70 — 80-х, «Сатьяграха» еще не стала высокой классикой, но уже и не острие современности. С другой, по замыслу самого Гласса, это опера о социальных изменениях. Собственно «Сатьяграха» (вольно с санскрита — «стояние в истине» или «упорство в истине») — это разработанная Ганди в ЮАР и впоследствии широко применявшаяся в Индии тактика ненасильственной борьбы, ее два основных проявления: гражданское неповиновение и несотрудничество. Для текущей геополитической обстановки — весьма пикантно. В Екатеринбургском оперном такого прочтения стараются избежать: за политикой здесь не гонятся, да и к работе над «Сатьяграхой» приступили задолго до разворачивания кризисов на Украине и в Газе.

Директор

Причины появления «Сатьяграхи» на Урале становятся много яснее, если переключиться с поиска объективных мотивов на субъективные обстоятельства. Кого ни спроси из причастных к постановке, каждый твердит, что это — любимое детище директора театра Андрея Шишкина. К нему мы и обратились.

— Андрей Геннадьевич, как театр пришел к этой постановке?

— Долгое время задачей театра было достойно выйти на столетний юбилей в 2012 году. Я тогда неоднократно декларировал, что мы — классический русский театр, и репертуар мы создавали соответствующий для федерального театра: так, к юбилею были поставлены «Пиковая дама», «Царская невеста», «Борис Годунов».

Но после юбилея мы поняли, что необходимо меняться. Поэтому в последние годы в нашем театре стали появляться «авторские» спектакли — в них представлено не просто прослеживание всем известного сюжетного хода, но его специфическое и яркое видение автором-постановщиком. Таковы, например, «Отелло», «Евгений Онегин», «Граф Ори». Так что в этом смысле появление современной оперы в нашем театре закономерно.

— Тем не менее все говорят о вашем глубоко личном отношении к «Сатьяграхе».

— У меня, как и у автора оперы Филипа Гласса, велик интерес к Индии, ее культуре и истории. Я в этой стране был 14 раз, и посещал далеко не только туристические места. Вот, скажем, события, происходящие в опере, построены на сюжетах из Бхагавад-Гиты. Начинается это буквально с первой страницы священного текста, где описывается Битва при Курукшетре, именно там и разворачивается диалог Кришны и Арджуны, который присутствует в первом действии «Сатьяграхи». Я все это хорошо знаю, и Бхагавад-Гиту добросовестно читал (кстати, в России переведены только первые восемь песен предания, а всего их 16). Бывал и в самом Курукшетре — сейчас это город в ста километрах севернее Нью-Дели, и в Матхуре — это священный город, по преданию в нем родился Кришна, и по сей день там стоит громадный храм и статуи, иллюстрирующие события той битвы при Курукшетре.

— А почему именно Гласс привлек ваше внимание?

— Во времена моего детства вся жизнь была насыщена рок-музыкой. В конце 60-х
 — начале 70-х годов мы ловили по радио каждый новый альбом Deep Purple и Led Zeppelin. Тогда все это делалось из-под полы, и нам казалось, и что это наша возможность сохранить себя. Позже я познакомился с авангардным роком: Gentle Giant, Брайан Ино, Роберт Фрипп. И этот юношеский интерес я несу через всю свою жизнь. Первый винил Филипа Гласса мне удалось купить в начале 1980-х годов. Это, конечно, был шок. С одной стороны, Гласс близок к известным рокерам-экспериментаторам Дэвиду Боуи и Брайану Ино, но с другой — это уже и не рок-музыка, но и не академическая музыка в привычном понимании. Я столкнулся с чем-то непонятным и завораживающим, что меня целиком захватило. С тех пор эта музыка крепко засела во мне.

— Отчего именно сейчас?

— Если бы мы взялись за постановку «Сатьяграхи» до столетия, наверное, это было бы неверно. Но после юбилея я понял, что та работа, которую мы проделали в театре, тот фундамент, который мы создали, позволяют мне сделать что-то личное, что-то глубоко волнующее меня самого. И я стал снова присматриваться к любимым операм Гласса (на сегодня композитор написал более двадцати опер. — Ред.): «Эйнштейн на пляже», «Эхнатон», «Сатьяграха» — каждую из них я прослушал, наверное, тысячи раз.

К тому же года два тому назад я оказался по долгу службы в Амстердаме: у нас сейчас там есть свой агент. Как-то раз за ужином просто поделился с ним своими мыслями о давнем и нарастающем желании поставить Гласса. Он не ответил, но на следующее утро отвел меня к нотному библиотекарю Нидерландской национальной оперы. Тот выслушал меня и сказал, что впервые видит человека, который сам из простого интереса, а не по заказу готов поставить Филипа Гласса.И достал партитуру «Сатьяграхи». Кстати, опера ставилась мало, и ноты были только рукописными. Тогда я впервые почувствовал, что она реально может быть поставлена у нас в Екатеринбургском театре. И началась долгая работа над спектаклем.

Команда

Исполнять «Сатьяграху» поручено штатным артистам Екатеринбургского оперного. Технически отдельные вокальные партии в этой опере несложные, да и вообще как таковых арий в «Сатьяграхе» почти нет — постоянные ансамбли с увеличивающимся числом вступающих голосов и хоры. Так что привлекать сторонних звезд к постановке ни к чему.

Однако постановщики спектакля зарубежные. За музыкальную часть ответствен словацкий дирижер Оливер фон Дохнаньи — он лично знаком с Глассом и не раз исполнял его специфические произведения. Это был важный аргумент при выборе дирижера-постановщика, так как музыка «Сатьяграхи» необычна. «Вроде бы ничего особенного технически, но одна мелодия повторяется по десять-двенадцать раз — характерная черта глассовского минимализма. Если кто-то ошибся и отстал — он уже не сможет понять, где он находится. Об этой сложности, кстати, нас предупреждал нотный библиотекарь в Амстердаме. Поэтому главная фигура в этой истории — дирижер, которому нужно всегда контролировать ситуацию во времени», — поясняет Андрей Шишкин.

Сложнее было выбрать режиссера, который в данном случае выступает и в роли сценографа. В результате режиссером-постановщиком стал Тадэуш Штрасбергер — молодой и стремительно набирающий популярность американец, ныне живущий в Лондоне, до сих пор в большей степени прославившийся постановками классических опер. К нему, на наш взгляд, внимания приковано даже больше, чем к дирижеру. Поскольку если авторское пожелание к музыке понятно — никаких купюр, то от новой постановки Гласс требует быть максимально новаторской, полностью отличаться от предыдущих работ.

Серьезным фактором в работе режиссера является и общение с директором театра — инициатором и душой постановки. Сам Андрей Шишкин так описывает начало сотрудничества со Штрасбергером:

— В истории с Тадэушем меня подкупило вот что: похоже, что к первой встрече он не до конца подготовился, и когда принес первый макет, «плавал» в материале. Тогда мы с ним сели на пять часов один на один, и я переубедил его, что макет неправильный, не отражает сути и глубины событий. Он понял и принял мою точку зрения, и через три недели приехал с гораздо более глубоким пониманием материала и принципиально новым оформлением. Раньше у меня такого никогда не было — я в процесс постановки не встреваю. Да и по контракту это не обязательно. Но он пошел навстречу, и разработал совершенно новое решение. Я, кстати, продолжаю отпускать критические замечания (разве может Арджуна быть с бородой — он же принц!?), а Тадэуш меня терпит и прислушивается к этим замечаниям. Так что лично для меня выбор режиссера оказался очень удачным.

Постановщик

С вопросами об особенностях постановки мы обратились к режиссеру:

— Тадэуш, как вы оказались вовлечены в работу над «Сатьяграхой» в Екатеринбурге?

— Когда мой агент предложил мне в числе прочих вариантов «Сатьяграху» Гласса, я заинтересовался, потому что немейнстримовый репертуар — одна из моих специализаций. Мне думается, что мне хорошо удается ставить сравнительно неизвестные вещи. Так, год назад с успехом прошла моя постановка «Орестеи» Сергея Танеева в Нью-Йорке (сейчас обсуждаются планы показать ее в новом зале Мариинского театра. — Ред.). Так что сначала я заинтересовался возможностью поставить редкую оперу.

Когда я приехал в Екатеринбург, я первым делом попросил не убеждать меня, почему именно мне стоит поставить «Сатьяграху», но рассказать мне, почему вашему театру так важно иметь в репертуаре именно эту оперу. Ведь моя работа как режиссера не в том, чтобы привносить в театр какую-то внешнюю эстетику. Мне важно уловить ядро задумки (в этом случае задумка всецело идет от директора), а потом воплотить все в готовом спектакле.

— Думается, директор Шишкин убедительно рассказал об интересе к «Сатьяграхе».

— Верно. И для меня это очень важно, потому что я — фрилансер, я ставлю спектакли по всему миру. Часто бывает, что ко мне подходит какой-нибудь директор и говорит, мол, нам нравится, как вы ставите, и спрашивает, что бы я хотел сделать в его театре. Это тяжелый вопрос для меня — я ведь со стороны, мне сложно судить, что я могу привнести в театр с давними традициями. Оттого мне больше нравится обратная формулировка предложения, когда мне предлагают поставить спектакль, который нужен конкретному театру и труппе, спектакль, которым в театре уже увлечены.

Кстати, если бы меня попросили поставить в Екатеринбурге, например, «Травиату» или что-нибудь из Чайковского, это было бы куда сложнее сделать. Потому что все бы начали сравнивать мою постановку с какой-нибудь прежней, говорить, что новая эстетика чужда этому театру и не вписывается в здешние традиции — то есть мне пришлось бы сталкиваться с очень сильными ожиданиями. Но в случае с «Сатьяграхой» мне проще: мне не требуется ломать местные стереотипы о том, как должна выглядеть «Сатьяграха». Наоборот, у меня есть возможность выстроить этот визуальный образ для театра и для города. Так что мне работается достаточно свободно.

— Филип Гласс требует, чтобы ваша постановка была максимально новаторской. Вы общаетесь с композитором, обращаетесь к нему за советом?

— С Глассом я не общаюсь. Мне кажется, сейчас он вообще не заинтересован в насаждении своей точки зрения; он как дедушка (композитору 77 лет. — Ред.) наблюдает, как его произведения продолжают жить своей жизнью. Потому что в партитуре гораздо больше идей, чем автор сознательно хотел в нее вложить. И чтобы их почувствовать, не нужно заранее ограничивать себя чьими-то учительскими советами.

— Как бы вы описали предыдущие постановки и в чем основные отличия вашей работы от них?

— На предыдущие постановки я тоже не оглядываюсь. Во-первых, это просто опасно, потому что, внимательно изучив их, ты сам себе создаешь рамки и подсознательно начинаешь ориентироваться на то, что уже сделано до тебя, а не привносишь что-то по-настоящему новое. А во-вторых, мы же имеем дело с Бхагавад-Гитой, с религиозным текстом, значит, нужно, чтобы понимание было максимально непредвзятым, шло от сердца, тут ни в коем случае нельзя основываться на чьих-то сторонних трактовках.

— Про «Сатьяграху» говорят, что ее сложно ставить, что ее постоянная репетативность способна сбить с толку всех исполнителей.

— Об этой опере и ее партитуре трудно рассказывать, и поначалу очень сложно объяснить артистам и музыкантам, что и как следует делать. Глядишь в партитуру и думаешь: боже, как же скучно должно все это звучать. Но как только вы приступаете к процессу, все становится намного проще. Проникаешься идеей оперы — и все внешние сложности отпадают, ты уже мыслишь целостным музыкальным высказыванием, а не отдельными тактами. И эта опера, пожалуй, более всех других, над которыми я работал, зависит от проникновения в суть, буквально от физического переживания процесса. Это примерно то же самое, если вы попытаетесь словами описать, что представляет собой синий или красный цвет — это практически невозможно. Зато нет ведь ничего проще, чем взять и показать: вот синий, а вот красный.

Репетативность «Сатьяграхи» завораживает. Это хорошо заметно по тем, кто заходит к нам на репетиции с какой-то краткой задачей или вопросом. Они моментально оказываются вовлеченными в движение музыки, усаживаются в кресла и не хотят уходить. За этим ведь и ходят в театр: вот ты живешь современной динамичной жизнью, глотаешь концентрированные куски информации, уделяя максимум пять минут журнальной статье, поминутно принимаешь какие-то решения и совершаешь выбор… Но потом ты садишься в зал, тебя захватывает мощный поток, который длится, длится и длится, и тебе ничего не надо для этого делать, только отдаться ему.

Зритель?

Инновации — это не значит «дорого». Новаторство постановки «Сатьяграхи» в Екатеринбурге очевидно, однако спектакль вовсе не является из ряда вон выходящим в смысле стоимости, так что вопрос финансирования здесь не первоочередной. «Это недорогая постановка, она вписывается в тот опыт, который мы набрали в последние годы: спектакль стоит, как правило, 10 — 12 млн рублей», — раскрывает планы Андрей Шишкин. В постановке используются лаконичные декорации и костюмы (в отличие, например, от штутгартской начала 80-х), широко планируется применять видеопроекции для создания общей атмосферы и для проецирования документальных кадров.

Главный вопрос в случае екатеринбургской «Сатьяграхи» — зритель. Тадэуш Штрасбергер:

— Для меня очень важным в первом разговоре с Шишкиным было то, что он собирается прокатывать оперу много и долго. Он не боится новаторства, он верит, что постановка будет востребованной. Я живу в Лондоне, это столичный город с восьмимиллионным населением, но театр (Английская национальная опера. — Ред.) может планировать лишь по шесть представлений «Сатьяграхи» на пятилетку. Потому что спрос на эту вещь узкий. А у директора Екатеринбургского театра огромное доверие к своей публике.

Андрей Шишкин:

— Зрители должны быть людьми думающими и прогрессивными… Во всяком случае, мне бы так хотелось. Конечно, вопрос зрительской реакции — самый трудный. Ответ на него сейчас предугадать невозможно.